в это утро спозаранку теребил Амон мне ранки.
Мама плюнула на раму, Ра мыл Мару, Мара — маму!
в этой оргии рогатым получался каждый пятый…
мы не в коме, мы в дурдоме! каждый молод (то бишь кроме
тех рогатеньких, несчастных, поседевших в одночасье),
в животе ужасный голод, Молох опускает молот
прямо на рога Амону!
«Лиза, стой-ка! стой-ка, Мона!»
вдалеке у барной стойки где пригвожден бедный Блок
Лиза выдержала стойко притязания калек.
Лизу тянет, тянет в койку, тянет в тёмный уголок,
но — она оправит кой-как на плечах кружав желе:
«Вы мне, сударь, не юлите! повисите на бушприте!
языком и я умею — а пожалуйте на рею?
все вы тут не флибустьеры, все вы — из СССР-а;
все вы тут не кортасары, но зато читали Сартра…»
прямо Молоху на рыло Мона Лиза взгромоздясь
громко матом костерила весь «кручёныховский ад»:
каждый первый, мол, Ярило, каждый третий — Светлый Князь,
всех уже тут перерыла, каждый, чёрт возьми, рогат!
прям не ад, а суррогат!
возмущённая девица всё никак не накричится;
мама стонет: маме рама помилей любого храма;
в Маре ревность заиграла, Маре мамы явно мало…
все свихнулись! только Ра мой восхищён сей панорамой.