школьная поэма

читается неровным почерком

Неудобная улыбка натёрла
шею тонкую как будто до дырок,
мне уже почти два раза четыре,
я мечтаю стать великим актёром,
а пока вот только скучная школа,
в школе очень, говорят, много всяких
неокрепших детских. Вот — забияки,
вот — заучки, вот фанаты «приколов»;
вот учительница в глаженой блузке
глазом страшным: лошадиным и строгим —
всё следит, как мы читаем предлоги.
Математика, английский и русский —
всё она. И, кстати, вовсе не злая,
просто с эдаким квадратным мышленьем:
«хорошо — всё, что научно». Вот пенье
за предмет она вообще не считает.

Впрочем, это ерунда, не по теме,
в школу ведь, вестимо, ходят общаться —
это наше первоклассное счастье! —
где ещё так наболтаться со всеми!
Тут такое было, слышите, паци,
наша псина подавилась видяхой!
Эй, вы слышите? — Нет… стали кружочком,
эй! А мне в него никак не пробраться…
Ой, смеются! Что там, что там смешное?
(улыбаюсь) Нет, не слышно… скажите,
а? А знаете, наш пёс — долгожитель,
у него видяха сзади и вышла…

Смех. Мои тряпичные кеды —
да, дешёвые, с финансами плохо,
псу на корм ушли последние крохи.
Кстати, сам я в школе обеды
вот не ем. Скажите на милость —
на скупой комок макаронный
тратить деньги! Лучше в метро мы
с братом вместе!

Вот. Так случилось,
что хожу я в кедах тряпичных,
но ведь это мелочи, верно?
В них зато гонять по траве так
весело!

Пожалуй, логично.
Им моя улыбка не больше,
не нужнее глупого смеха,
в смехе — как в гробу, как в тюрьме, как
в спирте — я — ввезённый из Польши
скрюченный младенец-уродец,
выставленный в банке для шутки —
не уйти, не сгинуть, лишь жутко,
что и дальше этот народец
будет будет будет смеяться
над чужими кедами кеды
штука правда очень смешная
очень очень очень смешная

Я уже и сам улыбаюсь,
потому что это — так просто!
Проще, чем уйти и заплакать.
проще чем уйти и заплакать

письмо

знаешь конечно же знаешь что мне не хватает весьма немногого
вкусного заварного чая с запахом бергамота
вдруг среди ночи беседы о том как Белый писал про Гоголя
или попытки прочесть неотправленное письмо. ты

мне говорил что не любишь писать по бумаге что так утомительно
лучше бы просто билеты лучше бы просто вместе
знаю конечно же знаю но зато со всеми стала людьми теперь
слишком весёлая снова кажется даже песню

впору уже писать о больших сверкающих птицах тропических
таких на меня похожих теперь — похожих
я электрическая я рассыпаю вокруг себя электричество
и оттого мне заряженной так легко жить

правда легко как петарде зажжённой отпущенной небом пойманной
и на которую смотрят пялятся тычут пальцем
а через пару минут расходятся снова по тёплым комнатам
и вспоминают тепло бенгальским или шампанским

это не так уж плохо по меркам нашего смутного времени
и явно стоит того ощущения себя почти птицей
и отсутствия пафосной фобии о том что время мною беременно
знаю галактика к этому извечно стремится

где-то на этом закончу тут стало слишком темно да и
оных отповеданий я писала уже немало
в общем во всей картине мне не хватает весьма немногого
чёрных твоих иероглифов поверх красного одеяла

небесная леди (обида)

кто Вы, прекрасная леди
на розовом велосипеде?

А. Кортнев

злое знамя зубы вынет
и давай жевать толпу!
о, мадмуазель! то Вы ли
были в небе наяву?
то на Вас ли мы смотрели,
распахнув немые рты?
Вами ли как песней веял
гений чистой красоты?
не за Вас ли под знамёна
сыпал как горох народ?
не за Вас ли ратью конной
наш гоняли хоровод?
я теперь живой, влюблённый,
я за Вами хоть куда…
где ж небесные вагоны,
где перроны, поезда?


ну и пусть! серпам — посевы,
пусть они жуют толпу,
раз уж в небо мне совсем Вы
перегородили путь!