Пару месяцев назад я ехала в купе двухэтажного поезда Питер-Москва.
Поезда эти одновременно бюджетны и не лишены фешенебельности, выраженной в работающих лампочках над полками. И публика их выбирает приятная — с нередко в жопу пьяными, но всё-таки лицами, а не харями. В общем, если чего и не хватало нашему потерянному поколению, так это двухэтажных поездов. Типа того, в котором я ехала. Пару месяцев назад.
Компания, собравшаяся в моём купе, отчётливо выдавала тот факт, что тут собираются снимать ситком — больно уж она была типажная. Эту ночь мне предстояло подарить лысому, экстравертному и чрезвычайно здравомыслящему дяденьке, представившемуся Дедом Морозом Всея Мирового Казачества (он ехал в Останкино записывать обращение к пастве); очень молчаливому, очень вежливому и очень при деньгах молодому человеку с айфоном; и хрупкой интеллигентной даме за семьдесят, о которой и пойдёт рассказ.
Сперва мне показалось, что дама слегка не в себе (оно и неудивительно, она со своими плакальщицами-провожальщицами аж правнука обсуждала до отправления). Она что-то всё не могла отыскать в чемодане, немного терялась, немного причитала — но в целом вела себя крайне достойно. Из тех, с которыми обсуждают Стравинского, а не цены на кефир. Я про Стравинского ничего сказать не могу, поэтому смотрела на неё с подобающим пиететом и не выёбывалась.
Не выёбываться мне удавалось до самого утра (кроме того момента, когда я тыкнула пальцем вежливого молодого человека с айфоном, чтобы он перевернулся на другой бок и хоть на десять минут умерил свой громогласный храп, а молодой человек поразительно бодрым и лишённым обсценностей тоном сообщил, что «это не он, это бабушка»). Утром, встрёпанно спустившись со своей полки, я обнаружила, что никакая не бабушка, а по-прежнему интеллигентная дама благосклонно вещает Казачьему Деду Морозу о том, в каких восхитительных местах Москвы она живёт, ах, таких исторических, там ведь графья эти, князья те, ах, одно удовольствие там жить!
— Как важно жить в историческом, красивом месте, — нежным голосом дикторши детских сказок пропела дама и вдруг обратила свой добрый взор на меня: — Вы ведь согласны?
— Ммм, — ловко скрыла я тот факт, что имена, фамилии и даты упомянутых князьёв-графьёв не говорили мне ничего.
— Вот, — удовлетворилась дама, — вы приятная, умная девушка, я это сразу поняла. Не смейтесь, я такие вещи вижу. С первого взгляда. Меня даже некоторые боятся. Ну а как не увидеть? Ведь почти все молодые люди нынче — идиоты.
Слово «идиоты», пропетое негромким сопрано с детской пластинки, звучало особенно веско.
— Ммм, — покладисто согласилась я.
— Вот у меня племянники, например, — беспечно продолжила дама. — Идиоты. Потерянное поколение. Ну, им восемнадцать лет — и вот они придумали: то ли курили что, то ли я не знаю, но стали по городу без штанов бегать.
Я не вполне поняла, метафорически без штанов или в прямом смысле, но уточнять из вежливости не стала.
— Но это ничего. Ничего. Я их так припечатала — больше они у меня бегать не будут.
— Сурово, видимо, припечатали! — загоготала я, представляя хрупкую даму не то со скалкой, не то с матюгальником. Любому дураку известно, что в таких вот нежных старушках черти и водятся, и мне хотелось её поддержать.
— Да нет, — ровно ответила она, — не сурово. Обычно. Я им клейма поставила.
Паузы не повисло. Казачий Дед Мороз кивнул со всецело понимающим видом.
— В каком смысле?
— В обычном, — голос дамы окрасился ноткой раздражения на моё тугоумие. — Ну клейма, простые клейма! Чтоб штаны не снимали и от рода не откалывались. Те, кто от рода откалывается, — те теряются. И не выживают.
Казачий Дед Мороз кивнул ещё более глубокомысленно. Он явно понимал, что в этой жизни к чему.
Я сглотнула.
— Как… не выживают? — удалось пролепетать мне. — А как же… А если… Ну, а вдруг человеку хочется…
— Я, когда на человека смотрю, сразу про него всё вижу, — стальным голосом отрезала дама. — И какой он, и какая жизнь у него будет. Вот на вас сейчас смотрю — и тоже вижу.
— И какая у меня будет жизнь? — понурилась я.
— Сложная.
Казачий Дед Мороз в третий раз кивнул.
Последние полчаса в этом поезде представители потерянного поколения провели на самом краешке сиденья.