— Почему ты не спорил, когда забирали людей?
— Но ведь я и не поддерживал. Я не изверг и не злодей.
Говорят, их взяли по делу: мол, они подрывали строй.
И вообще, я обыватель — не злодей, но и не герой.
— Когда их выстраивали и заводили в зал,
Почему ты отвернулся и ничего не сказал?
— У меня был ребёнок и молодая жена.
Я не думал, что будет война. Кто мог знать, что будет война?
— Почему ты молчал, когда подводили газ?
— Кто же мог угадать, что так выйдет на этот раз?
У меня было важное дело, на работе новый заказ.
Вы же знаете, если б я выступил, всё равно б никого не спас.
— Когда они закричали, почему ты отвёл глаза?
— А что бы я мог сказать? Ничего я не мог сказать.
Разумеется, было грустно, но не так чтобы до тоски.
Разумеется, мне не хотелось, чтоб их скидывали как скирд.
Разумеется, мне не нравится слышать запах горелых тел.
Ничего из перечисленного я, конечно же, не хотел.
Но когда они с дымом поднимутся до прозрачных небес,
Не зная твоей тошноты, угрызений, тоски и бездн,
Они обратят не-лица к заплаканному тебе.
И о чём бы ты их ни спрашивал,
они будут молчать.
И как бы ты ни молился,
они продолжат молчать.
И ты познаешь печаль,
как они познали печаль.